— Валерий Анатольевич, на состоявшемся недавно форуме ГОРПРОМЭКСПО-2022 вы говорили о том, что нынешняя система регулирования недропользования в России устарела и не отвечает сегодняшним требованиям. Что вы имели ввиду?
— Добыча и освоение природных ресурсов играют для России принципиально важную роль — это треть ВВП и свыше 60% поступлений в бюджет. Между тем методы управления этой сферой очень архаичны и не отвечают требованиям XXI века. Соответственно, отстаёт от жизни горное законодательство.
Существуют, в принципе, две системы регулирования природо- и недропользования: гражданско-правовая и административно-правовая. Последняя, которая действует сейчас в РФ, предполагает выдачу лицензий на право разработки недр с последующим контролем со стороны государства по достаточно ограниченному количеству параметров (уровень добычи, налоги, экология и промбезопасность — да, пожалуй, и всё).
Я полагаю, что гораздо эффективнее было бы заключение гражданско-правовых контрактов, в которой сторонами выступали бы не только недропользователи и государство, но и местные сообщества.
Такие договоры имели бы гораздо большую, чем сейчас, социальную направленность и составляющую. Более того, я полагаю, что изжила себя система: одно месторождение — один недропользователь — одна лицензия.
Было бы оптимально, если бы в больших проектах могли участвовать несколько разных горных компаний, даже конкурентов, потому что они могли бы взаимообогащать друг друга своими ноу-хау, технологиями, подходами. Кооперация, интеграция и партнёрство должны быть отличительными чертами новых крупных горных проектов.
— Для чего эта кооперация нужна?
— Сейчас в российской горной отрасли действуют гиганты-монополисты, которые имеют возможность выкупить на аукционах наиболее перспективные месторождения, перебив любую иную заявку.
Оборотной стороной этого становятся хроническая неэффективность проектов, высокие издержки, нарастание требований со стороны монополистов различных льгот и преференций для себя (мы же «национальное достояние»!). А «бонусом» к тому часто появляется варварское отношение к разрабатываемым месторождениям, когда их бросают, только сняв «сливки», а также вал сопутствующих экологических проблем.
— Что греха таить, такое бывает. Но что это могут быть за контракты вместо лицензий?
— Гражданско-правовые контракты, в которых участвуют все заинтересованные стороны, включая недропользователей, государство, региональные власти и местные сообщества. Они должны заключаться открыто и прозрачно.
При этом договорная (контрактная) модель должна ориентироваться в первую очередь не на извлечение прибыли и выплату дивидендов, а на социально-ценностную составляющую проектов, на экологическую и социально-экономическую отдачу проектов, поскольку человеческий капитал приобретает в наше время всё большее значение. Отчасти данную модель пытались реализовать в девяностые годы, создавая СРП, но государство тогда было слишком слабое и «докрутить» проекты не удалось.
— Многие помнят нефтяной Харьягинский проект СРП, в котором иностранный участник просто беззастенчиво завышал свои издержки в разы. Скважины там у него имели себестоимость чуть не вдвое выше, чем у соседей-россиян... Пока не возместит себе инвестор затраты, он всю выручку себе забирает. Не знали, как от этого СРП избавиться, а ведь менять условия нельзя («дедушкина оговорка» мешала).
— Я же говорю, государство было слабым, оно считало на тот момент, что главное — завести хоть каких-то инвесторов, пусть только работают. Конечно, надо было заранее и в открытую согласовать основные параметры проекта. И оговорка, что постфактум корректировать условия нельзя, в той обстановке против страны сыграла. Но на ошибках надо учиться.
— Вы говорите про кооперацию. А предложенная вами схема с несколькими недропользователями не приведёт попросту к размыванию ответственности, если на одном объекте будет несколько компаний? По тем же экологическим рискам, например?
— А вы не путайте участников и оператора проекта. Понятно, что оператор будет один. Но участие нескольких неаффилированных друг с другом компаний обеспечит контроль за эффективностью менеджмента, позволит снизить издержки. И именно такая форма поможет наладить также более действенный государственный контроль.
Повсеместный отход от корпоративных (унитарных) проектов — это сейчас мировая тенденция, в том числе для стран с высокоразвитым горным сектором: Норвегии, Австралии, Канады. У нас такие попытки были, но они не имели большого успеха.
Была, например, попытка скоординировать усилия Газпрома, Роснефти и «Сургутнефтегаза» по освоению месторождений Восточной Сибири. Но она ничем не закончилась. Сейчас вот «Норильский никель» и Росатом собираются совместными усилиями добывать литий на месторождении Колмозёрское. Посмотрим. Однако это должна быть повсеместная и общераспространённая практика.
— Каждый раз, когда я слышу, что по проекту заключается индивидуальный контракт, у меня возникает опасение коррупционных рисков. Они же имеют место?
— Да, они могут возникнуть. Но для этого при заключении контрактов должна быть полная открытость и прозрачность. Нужно развитое гражданское общество, которое бы влияло, как и местные сообщества. И региональные власти также, не только федералы.
— В девяностые — начале двухтысячных был принцип «двух ключей», когда к разработке недр допускали компании с совместного разрешения Москвы и в обязательном порядке губернаторов регионов. Стоит, вы полагаете, его вернуть?
— Да, естественно, стоит. Были отмечены случаи, когда этим правом пытались злоупотреблять чиновники вроде бывшего ненецкого губернатора Бутова, но это всё-таки были исключения из правила. Зато власти регионов были активно вовлечены в процесс разработки недр.
Другой вопрос — достаточно ли для этого компетентных специалистов в областных администрациях? Но возможен выход в виде создания горных округов на территории нескольких регионов, для этого компетентных чиновников на местах найти будет проще. Но привлекать местные кадры необходимо, тем более что возрастает роль локальных знаний, как именно конкретный объект в данной местности лучше осваивать. И местные сообщества надо привлекать, включая представителей коренных народов.
— А если представители коренных народов Севера начнут выдвигать завышенные требования?
— Прежде всего, их стоит привлечь к обслуживанию основного персонала компаний, они могут поставлять, например, продовольствие, шить спецодежду и так далее. А сейчас, если говорить откровенно, весь этот сервис обычно отдан фирмам, аффилированным с менеджментом больших компаний. Хотя такие подряды могли бы серьёзно поддержать местный малый и средний бизнес.
Если же вдруг предположить, что при этих условиях представители общин коренных народов решат всё-таки блокировать горные разработки, то у них и так по закону есть подобные возможности. Можно объявить месторождение территорией традиционного природопользования, и там работать будет запрещено. Но я полагаю, что если они сами будут вовлечены в процесс освоения природных ресурсов, получат от этого непосредственную выгоду, то пойдут на контакт...
И я бы рассматривал вопрос шире — только непосредственное сотрудничество с регионом поможет настоящей локализации производства, о которой сейчас много говорят. Хотя сейчас у нас локализацию понимают не вполне правильно, не на том делают акцент.
— А на чём правильно его делать?
— У нас локализацию считают по валу: произвёл гору железок, применил их на месторождении — и молодец. Это тоже важно, но ещё есть технологии, в том числе IT-технологии, к разработке которых правильно привлекать региональные научные центры, университеты и так далее.
Знания — это то, что сейчас наиболее важно, так как именно оно позволяет превратить ресурсы в запасы, то есть перевести их в ту форму, когда их целесообразно добывать и использовать, в экономические активы, которыми целесообразно оперировать, так как они представляют для общества интерес.
Развитие знаний требует инвестиций. Это может быть 5% от объёма вложений в импортозамещение и локализацию, но они могут сыграть ключевую роль. А развитие научных центров в регионах, в свою очередь, поможет эти регионы развить, а также обеспечить кадрами сами горные предприятия.
Необходим новый запуск сектора производства высокотехнологичного оборудования в нашей стране. И развитие пространственной или горизонтальной кооперации в этом процессе может иметь крайне важную роль.
— То есть нам нужно вернуться в 90-е годы?
— Как раз тогда не было того, о чём я говорю. Государство находилось в девяностых годах в растерянности. Консолидации тогда не было, каждый был сам за себя. Консолидация нам нужна, но не надо путать консолидацию с централизацией!
Горизонтальные связи в экономике могут значить не меньше, чем вертикальные! Не стоит думать, что вот сейчас мы централизуем финансы, систему управления, а также всё, что можно, и всё у нас начнёт летать. Без инициативы снизу не начнёт.
К тому же меняется сам минерально-сырьевой комплекс, причём стремительно. Вспомним хотя бы внезапно возникшую на рынке сланцевую нефть. А кому лишь несколько десятилетий назад был интересен литий? И так далее. Нужны новые подходы к организации взаимодействия между собой участников процесса недропользования, которые нужно сделать более динамичными и гибкими.
В то же время я продолжаю утверждать, что именно обеспечение достойной жизни людей на территориях, где осваивают недра, развитие их потенциала, должно быть поставлено во главу угла стратегии развития России. В этом случае она будет действительно успешной. Долгосрочный рост социальной ценности минерально-сырьевых ресурсов — вот и главный наш ориентир, и драйвер роста.
